— Вот это да! — В голосе майора слышались одновременно и зависть, и восхищение — примерно так же, как мы когда–то, будучи пацанами, оценивали первый в нашем дворе японский двухкассетник, счастливым обладателем которого был мой одноклассник с симптоматическим прозвищем «Куркульчик».
— «Дабл Шэдоу» — в голосе майора слышалось неприкрытое сожаление, о том, что данную вещь надо отдать следственным органам, а не заныкать, в качестве трофея. Я рассмотрел, наконец, что он держит в руке, нож какой–то странной формы. Налюбовавшись, он передал кинжал милиционеру, и я смог ближе рассмотреть оружие, которое убило Винта, и чудом не выпотрошило Светку, а заодно и меня. Довольно широкий обоюдоострый клинок, разделяла полоса, так что, собственно, на рукоятке находилось два лезвия, и за один удар наносилось две раны, в два раза больше повреждалось сосудов, в два раза больше протыкалось дырок в кишечнике. Рукоятку кинжала увенчивал стальной шарик — я сразу вспомнил аккуратную круглую вмятину на черепе бедолаги Винта. Вообще, весь облик ножа свидетельствовал о том, что создали его с единственной целью — кромсать человеческое тело. Любой другой нож, все же мог бы считаться орудием и «мирного» использования. Это же был нож — хищник, предназначенный убивать, и по хищнически же он был красив — как военный самолет, или эсминец, или куница, или леопард. Я кстати, именно поэтому считаю, что правы те палеонтологи, которые считают, тираннозавра не хищником, а падальщиком — ну не может быть чистым хищником пузатая хвостатая туша с уродливой громадной башкой и крохотными передними лапками. Так, гиена — переросток…
И вот от этого чудовища Светку спасло какое–то крохотное колечко, сработавшее, однако, точно так же, как его древние родственники — кольчужные кольца. Одно лезвие попало точнехонько в кольцо и затормозило свой бег в глубины живота, ну, а второе все же пропахало борозду по направлению к печени. Ничего, до свадьбы заживет. Вот только знать бы, когда она будет, та свадьба. Утром, оценив мои налитые кровью глаза и «плавучесть» взора, опытный Семеныч отвел меня за руку к неврологу, а уж там они вдвоем уговорили меня «полечиться денек — другой». Несмотря на то, что реанимация осталась без личного состава, ничего страшного не произошло, что лишний раз подкрепило мое убеждение, что все мы слишком много о себе воображаем, в то время, как Земля — все–таки вертится, и, представьте — абсолютно без нашего на то участия. Утром уже приехал Денис, а за те два дня, что он дежурил, Львович откопал, уж не знаю с чьей помощью (сильно подозреваю — капитана Вербицкого и его славного отряда) Ваську Котова. И хоть Васька поначалу фыркал, как самый настоящий кот, узнав о случившемся, присмирел, и без споров вернулся подпирать стены едва не рухнувшего отделения.
А еще через месяц, когда уже все устаканилось и Серега начал потихоньку ковылять по коридору, заявился бравый капитан с полной сумкой этого самого «Чиваса.» Как витиевато — туманно он выразился: «это всего лишь перераспределение сверхдоходов сообразно социальной роли граждан в обществе». Хотя в общих чертах мы уже знали, что произошло в Лесногорске, тем не менее, внимательно слушали рассказ капитана.
— … Канал планировался обалденный, и этих сорок килограммов груза были первой ласточкой. А началось все с чего? — Один умный чиновник, изучая гуманитарную помощь, которую сердобольные европейцы шлют к нам, почем зря, с удивлением обнаружил, что помимо всяких там микстур от кашля и антибиотиков враги шлют к нам и другие интересные вещи — таблетки морфина, например. Его в Голландии, по рецепту, конечно, запросто продают. Ну, а потом помрет там онкологический больной, или эвтаназию попросит себе сделать — таблетки останутся, вот родственники и шлют их нам — не пропадать же добру, а заодно и сам себя добрым христианином ощущаешь. А таможенникам, тем что — в каждой пачке рыться не будут, тем более — святое ж дело — помощь гуманитарная! Ну и … махнул не глядя. И осенило тогда, того дядьку мысля: это же ежели через таможню запросто пропускают пачку таблеток, на которой, хоть и не русскими буквами, но черным по белому написано «морфин», что же тогда в той помощи перевезти можно, если хоть чуть–чуть «это» замаскировать? Были у него кое–какие связи — поговорил с кем надо, объяснил, уверил — завертелось дело. Кто–то очень башковитый, а главное, со знанием реалий здешней жизни планировал все это. Это же надо было додуматься — гнать через границу кокаин, под видом натронной извести. И главное, риска почти никакого — кокаин в плотном, герметичном пакете, на нем — знак биологической опасности, таможенники от него шарахаются, да плюс ко всему — помощь же «Детям Чернобыля», с упором на то, что быстрее надо, а то все антибиотики скиснут, мать их … — капитан скривился, и продолжил. Ну а здесь — кому эта известь нахрен нужна? — Я согласно кивнул, поскольку серьезных аппаратов для проведения наркоза, куда бы эту известь можно было зарядить, на всю область было по пальцам пересчитать. — Потихоньку списывали бы, да и вывозили со склада. Пока скумекали бы, что к чему — тонны дури можно было бы сюда перевалить.
Задумано, в общем, было здорово. И начиналось хорошо — груз через все границы прошел, как по маслу. Привезли его в область, и тут у них первая осечка вышла — больно шустрый ваш главный врач оказался — лишь только про гуманитарную помощь прослышал, в обход всех каналов вырвал у начальника областного отдела здравоохранения фуру с гуманитаркой — одну из десяти — и как раз ту, в которой кокс был. Начальник насчет кокаиновых дел не в курсе был, подмахнул листок, не глядя, вот и пошла «известь» в район, хоть использовать ее здесь никаким макаром вам не придется еще лет десять, если не больше. А тем временем серьезные люди спросили у зама начальника, который и должен был правильно распределить «известь», о том, где их товар? Послали они к нему рыжего, а тот уж поговорил, так поговорил — на трупе нашли четыре двойных раны — от того самого ножа. Убивать его, конечно, не стоило, но Миха был отморозком еще тем, а может зам. сдуру решил в последний момент в героя поиграть, и сопротивление оказал. Во всяком случае, зама Миха зарезал, и ничего ему за это не сделали. Но сделанного было не воротить — если зам мог бы своей властью вернуть фуру — ошибочка, дескать, вышла, не положено Лесногорску никакой гуманитарки, то на начальника они так и не вышли, что, в общем–то, автоматически сняло с него впоследствии большую часть подозрений. Стало быть, оставался один вариант — изъять груз на месте. — Капитан замолчал, отточенным жестом разлил вискарь по рюмкам, и мы лихо опрокинули жидкость в рот, от чего пришел бы в ужас всякий истинный ценитель благородного напитка.
… — Ну, а здесь им не везло уже по полной, и до самого конца. Они опаздывали буквально на один день. Можно было угнать фуру целиком в тот вечер, когда ее только пригнали — она целую ночь стояла во дворе больницы. Чего проще — хулиганы угнали машину, далеко не уехали, вскрыли фургон, ничего интересного не нашли, да и бросили, кому там дело, была та известь до угона или не было ее совсем. Но они приехали лишь на следующий день — разбирались с замом, а к тому времени машину уже разгрузили и в склад закрыли. И опять: не будь ваша — он кивнул мне — старшая сестра такой расторопной, и не оприходуй она все относящееся к реанимации, в том числе и «известь» — лежать бы ей еще месяц, а то и больше, в складе, под «надежной» защитой висячего замка и сторожа. Запросто умыкнули бы, а склад — сожгли бы, скорей всего, чтобы концы в воду, то бишь огонь. На пепелище искали бы конечно, все что угодно, но только не «известь». А так — кокаин попал в реанимацию. Да еще этот приказ вышел, вдобавок, об оборудовании всех больниц комнатами для хранения наркотиков. Нет, ну кто бы мог подумать, что именно наркотики туда и лягут — все сорок кило! — как специально! Так что просто забрать их оказалось невозможно. Мало того, что пришлось бы штурмовать ваше отделение — самое плохое для них было в том, что неизбежно всплывал вопрос — а чего это кому–то понадобилось так рисковать жизнью, возможно, под пулями вневедомственной охраны, и забрать какую–то несчастную натронную известь? Стоило кому этот вопрос задать — и все, канал горел, а им этого не хотелось. А значит, надо было не только вытащить кокаин из отделения, да так, чтобы этого никто не заметил, а еще заменить его настоящей натронной известью. Между прочим, «безбашенный» Миха предлагал все–таки устроить налет на больницу с пожаром в отделении. Но на это хозяева его не пошли. А вот ваше «отстранение» от дел одобрили с легкостью.
— А нас–то, зачем было гробить? — полюбопытствовал я.
— Расчет у них был простой: они ведь знали, что вы вдвоем остаетесь. Ну и рассудили: уберем хотя бы одного — второй не будет вечно на работе сидеть, хотя бы на ночь уходить будет. Тут–то и можно будет дело провернуть. С помощью той же медсестры, — как ее? Бариновой?